+16
быт и нравы кемеровчан


КЕМЕРОВО ПРОСТО ЦИРК


КУДА ПРИВОДЯТ МЕЧТЫ
Жила-была в Кемерово одна очень-очень грустная принцесса, и звали её Ольга Лебёдушка.
Была она такая грустная, что птицы, пролетая над её головой, замолкали, а зверь лесной, выходя из чащи, преклонялся и сочувственно клал морду ей на колени. От тоски такой неуёмной, приключилась у неё напасть немощная – ворочалась она долгими ночами без сна в постелях своих ласковых. Бывало, под самое утро один глазик сомкнёт, а Алиса уже тут как тут: «Пора вставать, Лебёдушка! Ждут тебя в банке дела великие – плести сети ипотечные да оковы ковать кредитные для клиентов на годы долгие!»
Уж и перины все перетрясла, и под матрас заглянула, и в подушках порылась в поисках AirPods-ов потерянных – всё без толку. Нет сна – и точка.

Подружки любезные ей снадобья советовали всякие, зелья аюрведические на себе испытанные, да только ничего девице не помогало, тоска её не унималась, а сны не приходили к страдалице – ни озорные, ни скоромные.
А ещё намекали, вздыхая недвусмысленно: "Замуж бы тебе пора, голубушка. Хватит уже хранить себя в неприкосновенности для будущих дачных подвигов на заслуженном отдыхе. Не готова к узам супружеским? Не вопрос, найди себе мужика хотя бы для здоровья. На постоянку или на выходные, как больше нравится. Главное, чтобы он тебе глянулся».
Да вот только планка ожиданий была у Лебёдушки завышенная. А где же в наши времена, когда богатыри перспективные повывелись, сыскать такого принца златокудрого, чтобы и умён был, и красив, и на порше белом скакал, а не на кредитной хонде перед банком пресмыкался?
Только вздыхала девица на те речи справедливые, но по сути – обидные, да пуще прежнего кручинилась.

Сидела она как-то вечером у окна своей горницы промстроевской, дивясь, как кластер культурный на зыбком берегу речки Искитимки растёт не по дням, а по часам, словно баобаб заморский, а рядом кот её пушистый, Мурлыка, дремал на подоконнике. Гладила она его по мягкой шёрстке и думала бабью думку свою заветную: «Эх, Мурлыка! Вот если бы ты был мне верным другом... Охотился бы ты не на мышей, а на женихов подходящих, да складывал бы их у моих ног, как добычу ценную!..."

"Привёл бы, например, ко мне на свидание инвестбанкира важного, в костюме Brioni, с портфелем из зерненной телячьей кожи Ferragamo. Ах, какая жизнь бы у меня с ним сложилась! Жили бы мы с ним, не тужили в тереме каменном, не иначе как на острове Капри, с садом диковинным, где лимоны круглый год зреют толстокожие.
Филиппинка, специально для этого дела обученная, разливала бы нам каждое утро кофе из серебряного кофейника и подавала хрустящий круассан: «Бон джорно, сеньора! Как спаслось вам сегодня? Не тревожил ли вас ночью шум моря?»
А я бы ей отвечала, лениво потягиваясь в шелках: «Шум моря? Право слово, не расслышала... У нас с мужем была этой ночью такая симфония, что рассвет наступил непростительно быстро!»
Гардеробные ломились бы от добра всякого – Гуччи и Кастельбаджиаков отборных. В сейфах – камней драгоценных видимо-невидимо: и не какие-нибудь подделки силикатные, а все с сертификатами геммологической подлинности.
Путешествовали бы мы в страны дальние, где солнце вечное да море ласковое – Сен-Барт, Мальдивы, яхты белоснежные... Всё по полочкам разложено, по часам расписано, акции куплены, риски хеджированы. Никакой тревоги о дне завтрашнем. Надежно, солидно, как за каменной стеной!
Сидела бы я с ним рядышком на переговорах важных лёгким пёрышком. Улыбалась бы инвесторам тёмнокожим загадочно.

А может быть… Ну его, этого банкира? Скучновато как-то всё это. Предсказуемо... Принеси-ка мне лучше – блогера задушевника, что словом лечит да личностный рост миллионам страждущих гарантирует. Ох, Мурлыка, с таким-то мужем была бы не жизнь, а поэма! Жили бы мы в домике уютном, где-нибудь в Тоскане или на Бали, с окнами в пол и видом на закат круглые сутки. Вместо сейфов с каменьями – стеллажи с книгами редкими – многие с автографами, супротив скучных графиков биржевых – беседы наши до рассвета под треск поленьев в камине.
А утром, я бы, сидя с чашкой чая на террасе, смотрела, как он медитирует под баньяном, такой отрешённый, такой не от мира сего... И вспоминала бы, как вчера случайно услышала обрывок его телефонного разговора с каким-то шустрым трейдером из Москвы: «...Да пойми ты, старик, душа – это важно, но и о хлебе насущном думать надо! Этот токен – просто пушка, ракета! Завтра листинг на Бинансе, иксы гарантированы! Ты хоть немного вложись, пока не поздно! Продашь свои стихи потом втридорога как NFT! Не будь мамонтом, это же будущее!..»
И я бы вздохнула, глядя на его безмятежное лицо, и подумала: «Даже здесь, в раю, пытаются продать воздух... Бедный мой гений, как же сложно тебе в этом мире. Но у тебя есть я!»
Ездили бы мы не по расписанию, а по зову сердца – в Тибет за мудростью, в Индию за духовностью, а в Париж за вдохновением. Он писал бы тексты свои глубокие, а я была бы его музой, первой читательницей и верной спутницей.
Ужинали бы мы со свечами в маленьких мишленовских ресторанчиках, пили вино коллекционное, говорили о вечном, и мир вокруг замирал бы, слушая нас.
Вот где счастье настоящее – в родстве душ, а не в суете мирской!

А может... Ну его, это вино за штуку баксов кислючее, да беседы бестолковые. Душа-то ведь праздника просит! Найди-ка, Мурлыка, ты мне лучше – инфлюенсера могущественного, у которого весь мир как на ладони, и сам он – звезда сияющая! Вот где жизнь – калейдоскоп! Вечеринки закрытые на крышах небоскребов, премьеры модные, фестивали мировые! Гардероб – не для тепла, а для вспышек фотокамер: платья от кутюр, декольте от бедра, сумочки такие, что в них только кредитка и помещается. Летали бы мы на прайвет джетах с континента на континент – сегодня Канны, завтра – открытие сезона в клубе Pacha на Ибице, послезавтра – безумный Нью-Йорк. А что делать? Работа у нас такая!
Проснулась бы я как-то утром от щебетания его стилиста по видеосвязи: «Зайчик, ты видел последние комменты? Твой образ вчера взорвал интернет! Но для Ибицы нам нужно что-то ещё более эпатажное! Я уже подобрал тебе пару луков, сейчас скину!» И я бы, зевая, наблюдала, как он, сверкая белозубой улыбкой, отвечал в камеру: «Солнце, ты лучший! Давай, жги! Покажем им, кто тут настоящая икона стиля! И скажи моему сторимейкеру, чтобы подготовил пресс-релиз о нашем "случайном" появлении на пляже – пусть папарацци будут готовы!»
Он бы блистал, а я – рядом, как иголочка – куда он, туда и я! Спутница его верная, ловила бы взгляды восхищённые, позировала бы папарацци, демонтрирую спинку свою идеальную и миллионы подписчиков обсуждали бы каждый наш шаг, каждый мой шокирующий наряд! Да ради такого дела, я и задницу бы отрастила пышнее, чем у Кардашьян. Ты только намекни, милый! Свет софитов, блеск, вечное движение!"

Представила она, как ходит по залу светлому, где много мониторов на стенах прилеплено и лампочки мигают китайской цветомузыкой, а женихи эти перспективные лежат рядком во всей своей красе в криокамерах хрустальных, с датчиками на всех оконечностях да проводами как мухи опутанные. Стоит она – шансы взвешивает, выгоды просчитывает да думкой терзается: "Кого же из них поцеловать?"

"Ну, Мурлыка, и как тут выбрать?" – вздыхает девица, совсем заблудившись в своих мирах сказочных.
А кот лишь глаз приоткрыл янтарный, промурлыкал тихонько, да снова заснул, не ведая страстей хозяйкиных.

Так и жили они складно – девица в мечтах своих проработанных да кот в дрёме своей бесконечной.
И вот как-то вечером, в час неурочный, зазвонил телефон…

Некто, человеческим голосом с акцентом лёгким иноречным молвил вкрадчиво:
– Добрый вечер, Ольга, звоню Вам по просьбе вашей подруги – Татьяны К., – и ведь действительно, была у неё такая подруга сердечная, которая здоровье шаткое, жизнью супружеской неладною подорванное, поправляла в краях далёких индийских. – Меня зовут Арсен, я дрессировщик тигров в цирке Запашного. У нас есть редкий белый тигр по кличке Хасан. У него особенный дар – если он походит лапами по человеку, то тот спит после этого как младенец. Можем попробовать, – голос его был с хрипотцой по годам заслуженной да выдавал в нём человека умом мудрёного.
Ольга была непростая, а сложносочинённая – и полезла она в тырнеты всезнающие, и проверила, что действительно в те дни в Кемерово халтурил цирк знаменитого прохиндея Запашного: бабки косил серьёзные на зверях полосатых горемычных. Чтоб ему, к слову, родиться в следующем перерождении клопом вонючим али с токеном во рту «Непруха по всей жизни полная»!
Подруга её была для связи недоступная, поскольку проходила она випассану – погрузилась в великий океан безмолвия на долгие сорок дней, надеясь выловить из его глубин жемчужину спокойствия.
А раз всё так верно складывалось, то и разговор она продолжила доверительный:
– Ой, хвороба-то меня эта измучила подлая, отчего бы и не попробовать средство диковинное. Как и где найти тигра вашего чудесного, чудо-юдо заморское?
Арсен голосом властным, повелительным ответствовал:
– Приходите завтра вечером к главному входу цирка к семи часам, да напеките Хасану пирожков с печенью побольше – он их любит.

Оделась она во всё своё самое пригожее, да отправилась в условленное время к Цирку на Ленина.
Пришла. Стоит там на крыльце гранитном, как тростиночка, одна-одинёшенька, на ветру качается и ждёт Арсена благородного, чтобы процедуру испытать столь желанную.
Ждёт десять минут, двадцать, полчаса. Продрогла малость.
А потом поняла она всё. Была она совсем не дурочка, хоть и маленько с особенностью.
Достала пирожок с печенью, съела его, потом другой и начала так хохотать, что люди на Швейке оглядывались – нет ли толчков, землю сотрясающих.
Пранкер это был поганый, а никакой не дрессировщик знатный.
А бессонницу-то у неё как рукой сняло – видать, клин клинышком вышибается.

P.S. А дальше дело складывалось так...
Сидела она, царевна наша кемеровская, в тиндере заморском, и листала профили кавалеров – сватал он ей в тот вечер одного краше другого; все, как на подбор, мускулистые, от успехов своих лоснящиеся, да такие аппетитные, словно не в наших скупых на солнце краях отлитые, а из Бразилии внезапно понаехавшие. И тут – мэтч! Совпадение сердечное. Глядит на неё с экрана альфа-самец немыслимый – глаза горят как у "финист ясна сокола", скулы точёные словно абрикосовые косточки, а в профиле всего четыре слова, но каких: «Сбудутся все твои мечты». И фото бомбическое – не то у водопада, не то на фоне извергающегося вулкана. Ну как тут было устоять?
"Топчик! – оценила его Лебёдушка. – Этот крассавчик просто создан для меня!" И перелетела в чат.

Слово за слово, пара сообщений с эмодзи огня да баклажана – и вот уж договорённость сложилась пылкая: свидание тайное, ночное, у неё в светёлке девичьей. Встреча «с огоньком», как он написал, подмигнув виртуально. А чтобы страсть преград не знала, ключ от терема своего она под ковриком у двери оставит: «Жду, мол, тебя, царевич мой!»
И вот лежит она, Лебёдушка наша, в кровати своей из гарнитура румынского, ещё её батюшкой во сремена советские добытого, на простынях тончайших египетских. Пеньюар на ней – и не пеньюар даже, а облачко кружевное, французское, едва прикрывающее то, что природой дадено, родителями взрощено да фитнесом дошлифовано. Волосы по подушке раскинуты, феромоны по всей комнате – туды-сюды, туды-сюды, а в голове – туман знойный от предвкушения. Каждый шорох за окном – сердце то замрёт, то пуще прежнего заколотится. Вот сейчас… сейчас он придёт! Сильный, властный, возьмёт её… страстно!

А в природе тишина приключилася…
И вдруг – щелчок! Ключ в замке провернулся еле-еле слышно. Дверь томно скрипнула, как в фильмах трепетных. И слышит она – по коридору шаги… тихие, мягкие, неспешные. Не мужские грубые, а будто… будто кто-то крадётся на мягких подушечках. Сердце Ольги – бум-бум-бум! – готово выскочить. Она глаза зажмурила, губы прикусила до кровинки, вся обратилась в слух и трепет… Вот он, уже у порога спаленки… Глаза закрыла, а губы, напротив, приоткрыла в ожидании поцелуя долгожданного.
Она уже чувствовала его горячее дыхание у своего лица, вот-вот губы сомкнутся... Но вместо мягкого прикосновения мужских губ что-то жёсткое, как проволока, царапнуло её по щеке…

Ресницы взлетели, глаза распахнулись, а перед ней, в полосе лунного света, застыл он. Не альфа-самец прокачанный. А тигр. Белый. Огромный, мускулистый – это да, но… тигр. Шерсть переливается серебром, глаза горят янтарём не хуже, чем у Мурлыки, только размером с блюдца. Стоит, склонив свою огромную голову, усы подрагивают, а во взгляде читается вопрос немой, но вполне конкретный: «Ну что, красавица? Ждала? А где же мои пирожки с печенью?»

И тут она проснулась.

май 2025

Кемерово. Суровая Родина

продолжение следует