Зелёные
среди красных

1986 год. В жизни неожиданно стало происходить столько интересного! Журнал «Огонёк» вдруг стал походить на «Посев»*. Каждый его новый номер нёс такие открытия, что «страшно» было читать. Страшно интересно! А «Московские новости»? «Такое» публиковали! Уже само их название стало говорящим: «Московские (!) новости». И всё это в твоём личном почтовом ящике в подъезде, а не через вой глушилок по ночам с голосов. «Вражеские голоса» сами бегом бежали к почтовому ящику и поражались от того, что читали в «наших» газетах.

Журнал"Огонёк" №21 за 1989 опубликовал сенсационный материал Эдварда Радзинского "Расстрел в Екатеринбурге".
Он нашёл в только что открывшихся архивах записку организатора казни Романовых – Юровского. Записка оказалась чудовищной, и он не ожидал увидеть ничего подобного. В ней крайне просто описывалось, как на глазах друг у друга расстреливают семью, неважно, царскую она или нет — это просто семья. В ней были любящие друг друга люди, беззащитные девочки и калека-мальчик, который мог лишь упасть со стула и ползти по полу. Также в записке упоминался врач, который весь день перед расстрелом писал письмо своему другу. В этом письме были слова: «Я умер, но ещё не похоронен». Врач, Боткин, делился видением, в котором слышал голос своего убитого сына на войне и иногда даже видел его. Весь этот мрак прерывался, когда в комнату входил Юровский, сообщая, что в связи с обстрелом всем необходимо спуститься в подвал.
Он найдёт письмо, написанное Боткиным, и прочитает последнюю запись царицы в дневнике, который Николай бросил писать в последний день своей жизни. Эта запись завершала их семейную историю, и все это происходило на фоне детального рассказа о том, как происходили убийства и как позже не удавалось найти приют для этих жестоко уничтоженных людей.

Преподаватели на истфаке в университете тоже учили «новую» историю по газетам и журналам вместе с нами, а вот преподавали пока старую. Команда «кругом, марш!» им пока ещё не поступила.
Оказывается, в нашей недолгой советской истории были не только пятилетки за три года и «Решения съезда КПСС в жизнь! Ура! Кура, товарищи!», но и 37-й год, а потом 39-й и неизвестная финская война, про которую учебники истории вообще молчали. «Никогда такого не было, и вот опять».

«Взгляд» крутил в вечерний прайм «нашенские» (!) музыкальные клипы, где поезд в огне вёз полковника Васина и Гребенщикова на фронт, а у Цоя выступила группа крови на рукаве. Даже в «вялом» Кемерово появились панки-металлисты и прочая хипуха.
Да, живя в ритме страны, уже на первом курсе я начал пропускать занятия. А почему? На историческом факультете кемеровского университета возник «очаг свободомыслия» – студенческая экологическая группа.

Студенты в те времена были сливками молодёжи страны, которая не только «в области балета впереди планеты всей».

Из вчерашних школьников система отбирала самых толковых, а конкурс, например, на истфак КемГУ составлял семь человек на место. И никаких дублей документов в пять вузов, как сейчас. Решил куда подать – и всё. Недобрал баллов – армия для мальчиков, работа для девочек. Мысль о таком кощунстве, как платное высшее образование, даже не приходила никому в голову. Конечно, там у них, на Западе, где «человек человеку – волк», всё только так и делается – за деньги, но мы выше этого.
Пройдя тщательный отбор приёмной комиссии и придя в вуз, «светлые головы» попадали в то же самое совковое «болото», что и в школе, только оценки ставились уже не в дневник, а в зачётку. Первокурсниками в вузе никто особо не интересовался – требовалось только одно – аккуратно ходить на лекции и семинары. Все как бы студенческие институции – студсовет, студклуб, совет факультета – были административными пристройками для карьеристов при деканатах.

Что такое исторический факультет? Давайте подробнее. Вы думаете, туда шли с мечтой стать учителем истории в средней школе или археологом? Наверное, были и такие редкие идеалисты, но большинство рассматривало историческое образование как возможность ппопсть в "высшую лигу". Это был первый и важный трамплин для прыжка в "освобождённых" комсомольцев, партию, мечту большинства карьеристов – КГБ или, на худой конец, в лекторскую карьеру в обществе «Знание»*.

Т.е. не "пахать" за сто рублей в школе, а вполне себе комфортно утроиться в жизни с привилегиями по рангу занимаемой должности. Посмотрите на биографии нынешних управленцев высокого уровня в Администрации кемеровской области – истфаковцы через одного.
И я шёл туда с теми же целями, но, глядя на идейно выдержанные лица старшекурсников, которые старательно выстраивали своё будущее «в системе»: «камень на камень, кирпич на кирпич…», я испытывал страшную тоску.
«Давай пошалим сейчас, а?» – как говорил великий Карлсон.

Ситуация лежала на поверхности. В Кемерово в те годы через день был такой смог, что, выходя на улицу, мы не видели вперёд на два метра, а дышать можно было «условно». Тот воздух, которым мы дышим сейчас – это просто Альпы, по сравнению с тем «парным молоком». Точно вам говорю!

И таких романтиков как я нашлось ещё. Из моих одногруппников стихийно сколотилась небольшая группа, которая активно включились в экологическую тему. Мы понимали, что что-то нужно менять, и начали собираться, обсуждая проблемы загрязнения и возможные пути их решения.

Времена менялись. В то время, в эпоху перестройки, стало модно через газеты проявлять открытость и доступность информации для граждан о загрязнении окружающей среды.
Все показатели измерялись в ПДК – предельно допустимой концентрации «чего-то очень вредного». По разным параметрам газеты публиковали ПДК за прошедшие сутки. Значения показателей «по газетам» колебались от 0,9 до 1,05. Населению чсно давали понять, что ничего страшного не происходит – жить можно. А ты выходишь на улицу и попадаешь в эту взвесь, в белый кисель и думаешь: «Либо вы всё врёте, братцы, либо датчики у вас запотели!»

Мы начали с того, что пошли в организации, которые занимались взятием проб, представились как студенческая экологическая группа и попросили включить нас в состав комиссии по сбору образцов воздуха и воды. Конечно, нас вежливо проводили до выхода.
Но остановить нас это уже не могло.

Мы бурлили идеями, писали манифесты, призывы, листовки, куда-то постоянно ходили, требовали и вели себя не нагло, но подозрительно настойчиво. Естественно, информация о том, что у историков на первом курсе завелась «какая-то гадость», быстро попала «куда надо». А всё самоорганизующееся, созданное не по приказу деканата, даже кружок по вышиванию крестиком, всегда пугало власть, хотя никакой «политики» в наших головах не было и в помине.

Это общее дело настолько нас увлекло, что к нам подтянулись студенты из других факультетов и вузов: медики, биологи. Это была настоящая студенческая жизнь. И я был в центре этой карусели.

В начале февраля стало известно, что отменили военную бронь – отсрочку для студентов-очников, и я пойду служить в Красную Армию с весенним призывом. Поводов откосить от армии по здоровью у меня не было. Вместе с другими студентами-призывниками я начал уже в феврале досрочно сдавать летнюю сессию. Вот такие были нестандартные времена.

Экологические дела ушли на второй план.
Уже в марте я попал в кемеровскую вертолётную школу на казарму. Здесь в моде были шинель, сапоги и марши по плацу под военные песни:

Я потерял своих «экологов» из виду. Большинство из них были общаговские – им было даже не позвонить. В конце апреля мы приняли присягу, и «на майские» я получил свою первую увольнительную в город.

1 мая 1988 г. – прекрасный солнечный день. Почти лето. Я надел шикарное финское кожаное пальто «три слона», которое висело на мне как на вешалке, и пошёл на демонстрацию, чтобы повидаться со своими одногруппниками.

Каково же было моё удивление, когда я увидел, что наша экологическая совсем группа не погибла, а, напротив, расширилась. Появились новые лица. Ребята наделали какие-то небольшие транспаранты с совсем не политическими призывами типа: «Чистый воздух!», «Дышать не через раз!» и т.д.

Это была такая радость! 1 мая, солнце, прекрасные лица студентов вокруг, мои товарищи с самодельными плакатами. Мы шли в общей колонне университета в составе нашего факультета.

Организация демонстрации была сложным процессом. На площади театра Драмы партийцы-дежурные формировали очередность прохождения колонн по Советскому проспекту и их выход на площадь Советов. Хвосты ожидающих тянулись по Весенней и по всему Советскому вплоть до Кузнецкого. Своей очереди мы ждали очень долго. Обычно университет шёл в середине демонстрации, после крупных промышленных предприятий, а завершали её какие-нибудь мелкосошные филиалы отраслевых учреждений. А в этот раз нас всё отодвигали и отодвигали. Чудеса! Наконец-то последними и закрывающими демонстрацию двинулись и мы. Идёт главный вуз Кемерово – Университет!
Кстати, первомайские лозунги назывались «Призывы ЦК КПСС к 1 мая» и публиковались в центральных и местных газетах за несколько дней до демонстрации, чтобы трудящиеся могли заранее ознакомиться с ними и осмысленно прокричать стоящим на трибуне партийным руководителям ответное: «Ура! Ура!»
Плакатов «за чистое небо» мы не скрывали. Стояли с ними демонстративно открыто, ведь ничего плохого на них написано не было, а напротив – экология касалась всех и каждого.

И тут же к нашей «зелёной» группе бодро подбегает наш любимый декан и так по-отечески говорит:
– Ну что вы тут стоите с этими вашими актуальными лозунгами среди этих «Мир. Труд. Май»? Вас же никто тут даже и не заметит. Ребята, вы лучше идите в конце колонны факультета – там группой и пройдёте, – и быстро убегает по своим делам куда-то дальше – он же, как Ленин, один на всех. «Хорошо!» – мы послушно идём в конец колонны факультета.
– Советские люди! Объединим усилия для созидания гуманного, демократического социализма! – доносится с площади. - Ура, товарищи!
– Ура! Ура!
Колонна опять чуть продвинулась до краеведческого музея, а к нам подходит уже кто-то незнакомый распорядитель с красной повязкой «дежурный» на рукаве и без эмоций в голосе указывает:
– Идите в конец колонны университета – вы будете замыкающими, – мы опять послушно сдвигаемся назад.
А в это время на площадь Советов уходят другие вузы.
– Народы Земли! Умножим усилия для решения общих проблем человечества! – призывает диктор. – Ура, товарищи!
– Ура!
На какие-то призывы демонстранты откликались однократным ура, а на другие – двойным или даже тройным. Это решение было отдано на волю народа.
Двинулся университет – доходим до «Льдинки». К нам опять гонец – уже какой-то совсем неприметный человек, которого никогда не вспомнишь – штатское лицо нейтральной наружности:
– Выйдите из колонны университета, идите отдельной группой, – и испаряется. Ну что ж, пожалуйста, если это так важно…
– Юноши и девушки! Активно участвуйте в труде, овладевайте знаниями. Учитесь управлять государством! В ваших руках будущее Отечества! – почти что к нам обращается голос из громкоговорителя. – Ура, товарищи!
– Ура! Ура!

Идём самые последние – «как три тополя на Плющихе».

Это уже даже как-то почётно – мы отдельная колонна из десяти человек. Распорядитель отделил нас от конца университетской аж на десять метров: «Чтобы никто даже не подумал, что эти охламоны имеют какое-то к нему отношение».
– Да здравствует 1 мая – день международной солидарности трудящихся! Пролетарии всех стран, соединяйтесь! Ура, товарищи!
– Ура!
Сейчас и мы выйдем на площадь, и нам тоже кинут призыв, и мы дружно ответим: «Ура!»
При выходе на площадь Советов, на перекрёстке с улицей 50-летия Октября, когда мы были уже в считанных метрах от цели, перед нами бегом разворачивается цепь бойцов внутренних войск, которые перегораживают вход на площадь и отсекают нас от хвоста колонны университета. Какой-то военный в зелёнке подходит к нам и строго приказывает:
– Демонстрация закончена. Разойдитесь!

Какое-то время мы в удивлении стоим на этом «пятачке» и не понимаем, что же такое произошло? Между тем, твёрдым размашистым шагом и с перекошенным от злости лицом к нам приближается ректор университета. Я наивно думал, что сейчас он разберётся с этим зелёным дядькой и восстановит справедливость.
– Вы опозорили честь университета! – прорычал нам ректор, брызгая слюной, так же резко, как и пришёл, развернулся и ушёл прочь. Говорят, потом его вместе с женой поймала ФСБ на крупных аферах при зачислении студентов, но разве это можно назвать «позором университета»?
Разошлись, посмеялись. Времена были уже «вегетарианские» – из вуза никого не отчислили. Деканат сделал вид, что ничего "такого" вообще не произошло.

Но это ещё не конец истории.

15 мая 1988 года в Кемерово на площади Пушкина кемеровский горком комсомола организовал митинг в защиту экологии города, на который пришли без рекламы тысячи участников! Многие в рабочих касках. Думаете, что их привезли на митинг прямо со смены?

Милиция не вмешивалась: ни разгонов, ни задержаний, ни применения силы. Полное спокойствие и отсутствие репрессий. Консенсус верхов и низов, на фоне полного бездействия первых, был налицо.
Не хватало только призывов с трибуны: "Трудящиеся, скажем 'Стоп' загрязнению! Защитим природу для будущих поколений – это наша святая обязанность! Ура, товарищи!"
Трудящиеся в ответ: "Ура! Ура! Ура!"

Или так.
"Товарищи! Давайте не будем дышать воздухом, который мы сами же и загрязняем! Ответственность за здоровье наших лёгких лежит на нас самих! Ура, товарищи!"
Трудящиеся в ответ: "Одобряем! Ура!"

На фотографиях видны огромные транспаранты, автобус с громкоговорителями, телевизионные камеры и тысячи граждан, которые в свой законный выходной – воскресенье – приехали на митинг. Да, вы также видите автобусы для подвоза митингующих? Удивительное согласие протестующих и власти.

Некоторые наивные скажут: "Посмотрите, какое "эхо" было у вашей выходки 1 мая! Всего две недели прошло и вас услышали." И это будет неправда.
В тот период на волне общей "раскрученности гаек" начали стихийно формироваться экологические движения, и власти, осознавая возможные последствия, стремились взять этот процесс под свой контроль. В Кремле понимали, что игнорировать растущее недовольство населения нельзя и решили перехватить инициативу. А для этого как раз и был годен комсомол.

Подобные организованные комсомолом митинги примерно в это же время прошли по всей стране. Например, 1 июня 1988 года в Красноярске на комсомольском митинге, посвященном экологии, собрались более 24.000 человек. В Нижнем Тагиле, Свердловске, Самаре, Челябинске и других городах также проходили аналогичные мероприятия. Такие совпадения не могут не вызывать вопросов о координации действий на уровне партийной структуры, что указывает на попытку контролировать и направлять общественные настроения в нужное русло.

Интересно, если бы комсомольский митинг на площади Пушкина был проведён не 15 мая 1988, а 15 апреля, то нашу группу на первомайской демонстрации всё равно отсекли бы? Или "это уже совсем другое дело"?

Самым пугающим для Партии были именно неконтролируемые выступления, подобные нашему. Когда люди выходят на улицы без разрешения свыше, это становится настоящей угрозой для существующего порядка. Таким образом, власти стремились не допустить возникновения независимого экологического движения, которое могло бы выйти из-под контроля. Однако, когда митинги проходят "под правильной крышей" – всегда пожалуйста.

Вот как об этом писала газета «Известия» (17 мая 1988):

Осенью, когда я вернулся в город с казармы, я уже не был студентом университета, и для восстановления мне нужно было искать работу и получать трудовой стаж. А на моей работе было не до баловства – бери больше – кидай дальше. Я устроился в специальный цех при кемровском почтампте, который обслуживал экспедирование периодических изданий – газет и журналов. В издательстве «Кузбасс» я кидал «газету», которая каждый день рассказывала кемеровчанам и всей области «про Воркуту и Магадан; и Сталина-убийцу».
Экологическая группа растворилась в новых бурных временах.