Сало для беззубых

6 ноября 1990 г., примерно около восьми часов вечера, на привокзальную площадь Кемерово приехал бортовой грузовик, в кузове которого сидело около двадцати разновозрастных мужчин. Одеты они были кто во что горазд, но у всех на груди красовался пышный красный бант. К борту грузовика проволокой был прикручен загрунтованный красной краской лист фанеры, на котором не очень твёрдой рукой была выведена большими белыми буквами надпись: «Вся власть – трудящимся!» Рисовали агитку явно впопыхах, поэтому кое-где белая краска потекла, образуя снежные «слёзы».

В ноябре темнеет уже рано, поэтому дежуривший на площади милиционер, который в этот момент кушал куриный шашлык у выстроившихся по периметру стоянки ларьков «новых» кемеровчан, сначала не придал данному событию большого значения.
Один из приехавших, видимо предводитель, первым спрыгнул на землю и скомандовал остальным:
– Товарищи, выгружаемся! Наша цель, как указал вчера лидер военно-патриотического клуба «Аврора», – захват главных объектов города. Нам достался вокзал. Подождём вторую машину – она где-то подотстала, и вперёд на штурм!
Остальные участники, как горох, весело попрыгали за ним на землю и окружили его плотным кольцом.

Милиционер, до которого наконец-то дошло, что происходит что-то противоправное, а значит, с риском для жизни, боком тихонечко нырнул в щель между ларьками и стал оттуда осторожно наблюдать за развитием событий, стараясь ничем не выдать своего присутствия.

Агрессивные незнакомцы в это время сломали деревянный забор, ограждавший палисадник у вокзала, прикатили откуда-то старые автомобильные покрышки и сложили из всего этого хлама две кучи слева и справа от входа на железнодорожный вокзал. Через мгновение они занялись густым чёрным дымом, который окутал всю привокзальную площадь.

Из коммерческих ларьков, привлечённые внезапно появившимся вонючим запахом горелой резины, который ветер гнал как раз в их сторону, высыпали наружу продавцы. Сначала, по духу времени, все подумали, что это, наверное, рэкетиры подожгли в воспитательных целях какой-то строптивый ларёк, но потом присмотрелись, принюхались и поняли, что зловонный смрад идёт не из рядов ларьков, а со стороны вокзала.

Многочисленные торговцы и торговки не без боязни стояли поодаль от полыхающих костров и смотрели на происходящее с удивлением. Один из них, видимо самый любопытный, всё-таки отделился от группы наблюдающих и осмелился подойти к загадочным людям у костров.
– Мужики, а что происходит-то? – осторожно спросил он.
– Не видишь что ли, революцию делаем! – ответил ему рослый гражданин на вид лет сорока в тёмно-серой ватной телогрейке с цветущим, как и у всех остальных, на груди красным бантом.

Услышав донесённое до него колючим ветром слово «революция», милиционер понял, что это точно не рейдерский захват вокзала и не бандитская стрелка, и принял единственно верное решение – ещё глубже забиться в узкую щель между ларьками.
Продавцы киосков, напротив, убедившись, что разборок за контроль над богатой привокзальной площадью не намечается, уже гораздо смелее стали подходить к кострам и задавать странным людям уточняющие вопросы:
– Какая революция? Кого свергать-то будете?
– Вы что не в курсе? Вчера по телевизору передали, что берём почту, телеграф, мосты. Мы с КШТ (комбинат шёлковых тканей), нам достались вокзалы. Ну вы даёте, чуть не проспали революцию! – крепкий мужик в коричневом пальто и тоже с красным бантом на каракулевом воротнике усмехнулся, поражаясь мещанской неосведомлённости ларёчников.
– А кто возглавляет ревсовет? – один из интересующихся был явно из «образованных».
– Вчера по телеку с площади Советов репортаж был, там командир из военно-патриотического клуба «Аврора» выступал и весь план подробно разъяснил – кто что берёт и где потом собираемся. Скоро подъедет полевая кухня и накормит всех кашей. Вы не расходитесь, товарищи!
– А дальше-то что?
– Дальше? Дальше все двинемся на площадь Советов – и пойдём брать обком партии, как наши деды-матросы в 1917-ом Зимний дворец. В это время на площадь приехал второй грузовик, уже с другим плакатом на борту: «Наше дело правое – Вокзал будет за нами!», также битком набитый «красными бантами», и революционер утратил интерес к продолжению беседы с непонимающим очевидные вещи ларёчником.
– Здорово, братки! А мы вас уже заждались!

У костров снова появился предводитель, который куда-то отходил, наверное – позвонить. Вид у него был суровый и решительный. Он подошёл к грузовику и попытался залезть в открытый кузов, но не нашёл за что зацепиться. Двое братков тут же подскочили к нему и помогли забраться на импровизированную трибуну. Машину со всех сторон обступила толпа разгорячённых сторонников решительных действий.

Рабочие ответили ему громким задорным "Ура!", который разнёсся по всей привокзальной площади, отразился от ларьков и вернулся к "красным бантам", исказившись до "Шура!"

Вожак ловко спрыгнул с борта машины на землю и, приняв деловой тон распорядителя, продолжил:
– Оставляем у костров часовых. Смирнов и Шмидт – вы охраняете вход. Никого не впускать, никого не выпускать. Остальные – за мной, на штурм вокзала!

Подтянув ослабший пояс своей длинной кожаной куртки из скрипучего китайского дермантина и поправив такую же вонючую чёрную кепку «Мао-дзи», он решительным шагом «требуем перемен» двинулся к высоким входным дверям. Остальные – хаотичной гурьбой за ним. Отважно, но не опережая его, признавая тем самым, кто здесь вожак, а кто – стая.

На вокзале никого не было. Гробовую тишину большого пустого зала нарушил только топот шагов самих революционеров. Единственный поезд, который приходил в Кемерово, был утренний, а всё оставшееся время жизнь здесь протекала только в ресторане. У входа за столом ветхой кучкой сидела древняя бабка, замотанная в коричневую пуховую шаль, к которой и направился предводитель:
– Мамаша, мы революционный комитет – пришли брать в свои руки вокзал. Где начальник?
– Дак, нету его давно. Он как утренний поезд встретит, так сразу и домой – жена у него молодка. А чё ему тут торчать?
– Ключи от его кабинета есть?
– А как же. Вот, пожалуйте, туда идите, – бабка показала направление к кабинету, покопалась в ящике стола и без лишних вопросов протянула ему ключ, нутром сразу сообразив, что её дело «маленькое» и вставать грудью на защиту охраняемого объекта ей нет никакого интереса.

– Товарищи, за мной, – предводитель, окрылённый пониманием исторического момента широкими народными массами в лице бабки-сторожихи, расправил плечи и двинулся чеканя шаг вглубь вокзала.

В кабинете начальника было почему-то не натоплено, а прохладно и сыро. Пахло какой-то казёнщиной – то ли подвалом, то ли тем закутком, где обычно сидят на входе в учреждения престарелые охранники.
От этих затхлых запахов стало сразу понятно, что бабка не соврала – хозяин кабинета горел не на работе, а в каком-то другом, гораздо более уютном месте.

Обстановка в кабинете была без причуд. Стандартный набор руководителя: стол, к нему приставной, четыре стула, чёрный кожаный диван, два таких же кресла, серый шкаф с папками, в углу – дорогой японский телевизор и видавшая виды треногая вешалка.

– Не тронь бутылку. Мы – революционный пролетариат, а не мародёры. Петров, включи телевизор, – предводитель моментально пресёк попытку одного из соучастников взять в руки красивую тёмно-зелёную бутыль с заграничным коньяком Napoleon.

– Запустим в это мёртвое царство свежую кровь, – с этими слова он подошёл к окну и распахнул его настежь, давая дорогу бодрящему ноябрьскому воздуху. – Ну вот, товарищи, таким макаром проветрим и всю нашу жизнь!

Тот, кого он назвал Петровым, быстро нашёл пульт и переключил телек на второй канал – местное кемеровское телевидение. Все собравшиеся в кабинете мигом затихли и впились взглядами в экран. По телевизору шёл показ концерта танцевального коллектива «Шахтёрский огонёк» – мо́лодцы в красных косоворотках задорно отплясывали вприсядку, а стоящие в сторонке девушки в сарафанах и кокошниках оценивающе смотрели на них с явным женским интересом.

После минутной паузы предводитель, нахмурившись, произнёс:
– Не понял, ну и где же революция? Наверное, щас прервут важным экстренным сообщением о ходе восстания, – и они продолжили смотреть на эротические танцы в местном целомудренном исполнении, ожидая от телевизора появления руководящих указаний: «Что же делать дальше ?»

В этой тишине прошло минут десять, но товарищи из военно-патриотического клуба «Аврора» почему-то медлили, и предводитель принял единственно правильное в этой ситуации решение:
– Нужно срочно послать гонцов на площадь – может быть, все уже там? А мы тут сидим и ничего не знаем! Карпов и Сванидзе – дуйте в центр, проясните обстановку!
– Есть, товарищ Антонов, – его впервые за сегодняшний вечер назвали по фамилии.
– А мы пока захватим автовокзал, – он решительно поднялся со стула, показывая, что главное сейчас – это активные действия, а не бестолковые ожидания перед телевизором.

Милиционер внимательно наблюдал за происходящими вокруг вокзала событиями из своего укрытия. Он детально оценил обстановку и отметил, что на улице остались только двое часовых, которые курили и мирно о чём-то беседовали. Один из бойцов весело толкнул другого в плечо и, показывая размеры чего-то впечатляющего, широко раскинул руки, демонстрируя то ли рыбу, пойманную летом, то ли достоинства любимой женщины. С их стороны до милиционера доносился только слабый отзвук весёлого разговора, а вот о чём они толковали, было не понять.

Он уже собирался осторожно покинуть своё случайное укрытие и дать дёру, но вдруг увидел, что двери вокзала распахнулись и из здания вышла возбуждённая группа великовозрастных хулиганов, которая двинулась прямо в его сторону. Служитель правопорядка мелко перекрестился, втянул, как осьминог, всё своё тело назад в спасительную щель и почти слился со стеной ларька. "Красные банты" прошли в метре мимо него в сторону автовокзала, к счастью, не обратив внимания на этот негасимый просвет разума, который застрял между ларьками.

Обшарпанное здание автовокзала было закрыто. Последний рейс уехал на межгород где-то около семи часов вечера, и администратор, быстренько проверив, заперты ли все окна-двери, убежала домой. Ночного дежурного здесь давно уже не было – экономили на всём. Свет внутри не горел, и, подтверждая, что там точно никого нет, на дверях висел тяжелый навесной замок.

– Вот те на, ну и как же мы будем его брать, если он закрытый? – озадаченный предводитель достал мятую сигарету, закурил и задумался. К такому повороту дел он был не готов. – Двери ломать нельзя, это будет уже не захват, а разбой какой-то. Ладно, пойдёмте назад на железнодорожный, дождёмся новостей от товарищей из центра.

Через полчаса вернулся посланный на разведку в центр Карпов, а его напарник – Сванидзе свинтил по пути на вокзал домой, сославшись на внезапное расстройство в животе:
– Николай Иванович, на площади никого нет, там только один Ленин стоит.
– Как же так? Коксохимовцы же должны были взять главпочтамт, а прогрессовцы – перекрыть мосты. Я же сам слышал, своими ушами! Ничего не понятно, – со всех сторон послышались поддерживающие его одобрительные возгласы. Действительно, не только он один, но и многие другие видели по телевизору выступление на площади Советов окружённого соратниками руководителя военно-патриотического клуба «Аврора», который предельно чётко сообщил план действий в Кемерово работникам крупных промышленных предприятий в ночь с 6 на 7 ноября 1990 г. Корреспондент потом ещё уточнил: «Как быть со штурмом Зимнего дворца, ведь его нет в Кемерово?», а матрос в бушлате и бескозырке не раздумывая срезал:
– Будем брать здание обкома, другого выхода у нас нет!

Соратники по революции начали потихоньку исчезать из кабинета – кто попить, кто в туалет или покурить. Через полчаса Николай Иванович Антонов сидел в кабинете начальника вокзала совсем один, глядя пустым взглядом своих, когда-то ясно-голубых, а теперь выцветших глаз в телевизор, где пляшущих с огоньком шахтёров сменил фильм про бегущих на штурм Зимнего дворца матросов. Он закрыл кабинет на ключ и пошёл к выходу:
– Мамаша, там всё в порядке в кабинете, не переживай – не намусорили.
– Иди-иди, сынок, с богом… – напутствовала его старуха.

Костры на улице перед входом уже догорели, а охранявшие их самопальные бунтари разбежались по домам. Ларёчники вернулись к своей обычной вечерней спекуляции в мигающие, как китайская цветомузыка, железные крепости.

Милиционер, видевший, как мирно расходятся революционеры, окончательно осмелился и полностью вылез из своего укрытия. Теперь он, не таясь, стоял у одного из них с надписью «Неоновый свет» и нервно курил. Вдруг он заметил выходящего из здания вокзала одинокого «предводителя» пролетариев, на секунду задумался и рысью бросился к нему, сообразив, что наконец-то настал и его «звёздный час» – ему выпал шанс задержать опасного государственного преступника.

Полковник Звягин сидел в своём кабинете в здании областного управления Агентства внутренней стабильности (сокращенно: АВС) и размышлял:
«Надо же так, перед таким днём – 7 ноября – и такой казус приключился. И ведь не просто на главной площади Кемерово, а прямо напротив Белого дома. Тьфу, стыдоба-то какая! – хотя всё вокруг и так шло куда-то не туда и не так, как нужно, но День Великой Октябрьской социалистической революции ещё оставался важным государственным праздником. – Распустились все, распоясались. И главное – эти телевизионщики. Кретины! Приехали, осветили, взбаламутили народ!»

Он, наверное, уже сотню раз просмотрел запись с площади Советов, в которой какой-то короткостриженый тип в бушлате и бескозырке с лицом торговца гвоздиками на рынке, явно издеваясь, толкал речь про то, как рабочие кемеровских предприятий «в шутку» возьмут в ночь на 7 ноября важные городские объекты.

Про «шутку» не все поняли, т. к. инициативные телевизионщики пустили материал в вечернее время прямо в выпуске новостей – и вот, пожалуйста, на вокзале произошла чуть ли не попытка государственного переворота: «Чушь собачья, конечно, но информация уже дошла до Москвы, и генерал требует результатов в расследовании».

Умудрённый опытом аппаратчик закурил дорогую американскую сигарету, положил на стол ноги в шикарных ботинках западногерманской фирмы Саламандер и продолжил логические построения:
«Итак, ещё раз проанализируем факты, которые нам известны.
Во-первых, какие-то ряженые, называющие себя военно-патриотическим клубом “Аврора”, 5 ноября 1990 г. собрались на площади Советов и устроили маскарад на тему Великой октябрьской революции: длинные кожаные пальто, бушлаты, бескозырки. При этом их главарь, некто Гена Жуковец по кличке "калининградец", обратился к рабочим Кемерово с призывом захватить в ночь с 6 на 7 ноября важные городские объекты: телеграф, телефон, пивной бар и зачем-то до кучи вокзалы .

Во-вторых, никто ничего об этом клубе ни до 4 ноября, ни после не слышал.

В-третьих, эти “убогие” обзвонили местное телевидение и пригласили их на площадь. А эти идиоты зачем-то приехали и так сняли репортаж, что многие граждане подумали, что это реальный призыв, а не чья-то глупая шутка. Новость разошлась до другим местным СМИ и быстро улетела в Москву.

В-четвёртых, лица, заснятые на видео, проверили по картотекам – ничего. По ориентировкам – тоже тишина. Ну так же не бывает, чтобы абсолютно никаких зацепок? Кто такие? Откуда? Опрос свидетелей из соседних зданий не дал никакой полезной информации.

В-пятых, никаких контактов – телефонов, адресов и прочего – они журналистам не оставили, а сами после этой записи рассеялись, как дым.

В-шестых, кому это выгодно? Да, в сущности, никому. Может быть, это артисты какого-нибудь театра развлекались? Нет, невозможно. У нас в театрах служат люди ответственные и приличные. Кемерово – это вам не шальная Москва.
Печально…»

Виктор Николаевич тяжело вздохнул и проговорил вслух:
– Посмотрю-ка я запись ещё раз, может быть, я что-то упустил, – он включил видеомагнитофон и на третьей минуте репортажа неожиданно для себя заметил, как на заднем плане промелькнуло какое-то знакомое лицо. Отмотал самую малость назад и поставил на паузу. Чуть поодаль от группы митингующих, вдоль здания за трибуной шёл куда-то по своим делам невысокий давно небритый молодой человек в лёгком коротком сером плаще, одетый явно не по сезону. Он чем-то походил то ли на интеллигентного грузина, то ли на начинающего драматурга.

Проходя мимо митингующих, он растерянно обернулся, вскользь улыбнулся кому-то и попал прямо в камеру телевизионщиков. Это несвежее уставшее лицо было явно знакомо полковнику: "Кто это? Где я уже его видел? А, вспомнил! Это же Гришковец. Евгений. Он самый. Ну да. Проходил у нас по делу лётчика майора Конева, которого все видели на театральной площади с волокущимся парашютом и который потом как сквозь землю провалился. Ну вот, наконец-то и зацепочка образовалась."

Профессиональная память на лица — это уникальная способность позволяющая запоминать и узнавать людей, основываясь на их внешности, выражении лиц и манере поведения. Многие коллеги втайне завидовали такому дару, считая, что он делает его практически незаменимым. Поэтому все "лакомые" дела уходили Звягину. С момента случайной встречи могли пройти годы, но "внутренняя картотека" никогда его не подводила. Он помнил не только лица, но и детали разговоров, которые происходили даже в далёкие времена.

Буквально через несколько мгновений на пороге его кабинета появился образцовый со всех сторон сотрудник Агентства – капитан Васильев:
– Товарищ полковник, по вашему приказанию…
– Андрей, помнишь дело майора Конева, когда мы месяц не вылезали с работы? Там ещё важным свидетелем проходил такой мутный тип – Гришковец. Срочно доставь его ко мне!
– Аккуратно или как получится?
– Пока аккуратно. Действуй!
– Вас понял. Есть!

У Евгения недавно появился "первенец" и он был весь в заботах о беспокойной малютке.

В Доме художника на Красноармейской, где до этого пахло тишиной, краской и алкоголем во всех его оттенках, ему дали место для театра. Старожилы не оценили порыва руководителя Союза художников и тихо ворчали, но: "Стерпится-слюбится", - думал Гришковец.

Театр построили буквально на пустом месте. Достали стройматериалы, деньги; работали плотниками, строителями днями и ночами.
И вот на выходе скоро должна была состояться первая премьера - спектакль «Мы плывём».

Гришковец и сам "плыл" от этого неожиданного счастья где-то высоко в облаках.
Когда всё было почти готово к "Откроем шампанского!", откуда-то появилась дурацкая мысль – ввести в спектакль женскую роль. Кинул клич и ребята перестарались. Вместо одной притащили на пробы целых трёх дебютанток. Это было слишком. Сделать бы двум из них «баба с возу», но все три упорно ходили на репетиции и Евгений, в рыцарском кодексе которого было по недосмотру прописано гуманное отношение к женщинам, теперь был вынужден переписывать сценарий и придумывать, чем бы их занять по ходу пьесы.

Да ещё и в голове крутилась прицепившаяся откуда-то дурацкая частушка про нелёгкую женскую долю:

Последние дни он мало спал, мало ел, мало пил и много курил. Когда в дверь позвонили, прошлёпал к ней на автомате и открыл, не спросив, как его много раз учили родители: «Кто там?»

На пороге стоял элегантный молодой человек в не менее элегантном тёмно-сером шерстяном пальто явно не местного пошива, чем-то убедительно походивший на Алена Делона в молодости, что подтверждалось тонким запахом его горького парфюма класса "не для всех".
– Вы ко мне? – спросил удивлённый Евгений. Знакомых с такой безупречной выправкой и завидным качеством жизни в его записной книжке пока не водилось.

Незнакомец без приглашения сделал шаг внутрь квартиры, попутно ловко вытаскивая из кармана рядом с «горячим сердцем» аккуратную красную книжечку, на которой под гербом СССР было золотыми буквами отчеканено: "АВС".
– Агентство внутренней стабильности, капитан Васильев.

Следуя отточенному повелению руки, корочки на долю секунды взмахнули крыльями перед лицом хозяина квартиры и тут же вернулись обратно на своё место. В такой документ не принято давать пялиться подолгу всяким встречным-поперечным.

Евгений открыл было как рыба рот, пытаясь что-то сказать, но слова застряли где-то по пути, заблудились и отказались выходить наружу.
– Приказано доставить вас в управление, следуйте за мной.
– Одеться можно?
– Оденетесь по дороге, машина у входа, – Гришковец как был в зелёных трико с вытянутыми коленками и красных засаленных тапочках, на которых игриво размножались котики, так и поплёлся вслед за экземпляром особенного советского капитана.

У входа в подъезд их ждала заведённая чёрная «Волга». «Только не в багажник», – подумал Евгений, но ему знаком показали на заднее правое сидение. Сам капитан сел спереди. «Уф, значит не так всё плохо. Доверяют», – подумал Евгений, вспоминая, как опасных преступников обязательно садят в машине только между двух сотрудников на заднем сидении.

Ехали молча. Гришковец разглядывал свои протёртые до дыр трикушки и сожалел только об одном, что не успел покормить кошку, а догадается ли она поесть сама – это неизвестно.

Машина заехала во внутренний двор неприметного здания где-то в центре Кемерово и остановилась вплотную у дверей служебного входа. Капитан вышел и так же без единого слова кивком головы приказал Евгению следовать за ним.
Поднялись по лестнице. Третий этаж. Сопровождающий деликатно постучал в серьёзную дверь кабинета без номера и каких-либо табличек:
– Разрешите войти? Доставили, как вы приказали.

В светлом кабинете было просторно и аскетично одновременно. Ничего лишнего: высокий потолок, однотонные тёмно-синие шторы в пол, простая дубовая мебель, сейф в углу и портрет руководителя Агентства, вырезанный на бересте мастером Неизвестным из Мариинска между окнами. Всё здесь настраивало на откровенный разговор без ужимок. Капитан козырнул и вышел, оставив Гришковца наедине с хозяином кабинета.

– Здравствуйте! Присаживайтесь, что ж вы так к нам спешили, что даже не переоделись? – пошутил Виктор Иванович, а Евгений в ответ пожал плечами, не находя оправданий для такой спешки.
В расследовании дела внезапно появившегося на театральной площади Кемерово, а потом так же внезапно пропавшего майора Конева, которое тоже вёл полковник Звягин, а Гришковец проходил как главный свидетель, они провели в этом кабинете долгие часы в разговорах, поэтому их теперь можно было считать уже «хорошими» знакомыми.

– У нас есть к вам пара вопросов. Кстати, с тем лётчиком, Коневым, больше случайно не сталкивались? – Евгений отрицательно помотал головой.
– Да, и мы тоже так его и не нашли. Это нас объединяет, да? – сегодня это явно был «добрый» следователь.
– Евгений, пожалуйста, вспомните – это очень важно, – что вы делали 5 ноября с 16 до 17.00?
– Товарищ полковник, я и вчерашний-то день с трудом…
– Вот вы и попались. Вы не спросили, в каком году, – полковник улыбнулся, показывая, что разговор идёт «по душам». – Хорошо, уточню вопрос – куда и зачем вы шли в это время 5 ноября по площади Советов? Может быть, видели что-то необычное?
– 5 ноября… Минуточку… Это был понедельник. Вспомнил: в тот день я шёл с репетиции в Доме художника в университет. По Красноармейской мне было бы короче, но в тот день я почему-то решил пройтись через площадь. Да ничего необычного я не видел. Кажется, какие-то комсомольцы репетировали митинг на 7 ноября. Смешные такие! Я сейчас ставлю спектакль в Доме художника и постоянно хожу туда-сюда, туда-сюда, – к нему вернулись простые русские слова, но их доступный запас пока был крайне ограничен.

– Из ваших никого среди этих митингующих не было? Может быть, кого-то узнали?
– Да нет, да вы что. Моим бы такое даже в голову не пришло. Да я и держу их в «ежовых рукавицах» – они у меня и в туалет-то по расписанию ходят. Им бы пива и зрелищ. Мои на такое? Никогда!
– На записи видно, что вы кому-то улыбнулись. Вспомните, кого из этих людей вы узнали? – полковник включил воспроизведение на видеомагнитофоне и на экране в который раз замелькали "заговорщики". – Эти люди подозреваются в призывах к государственному перевороту под видом дешёвого балагана. И опять, как и в случае с майором Коневым, именно вы оказались рядом – буквально в двух шагах. Меня это неприятно удивляет. Всё дважды случайное – неслучайно.

– Товарищ полковник, да я их сам впервые видел. Просто настроение было хорошее, вот и улыбнулся. Заметьте, здание ваших коллег находится прямо напротив памятника Ленину, так что, можно сказать, что они тоже были рядом с этими клоунами… И что теперь? Их тоже подозревать? – Гришковец откинутся на спинку стула и, прищурив глаза, теперь уже сам внимательно посмотрел на товарища полковника. – И вообще, это походит на дешёвый балаган под видом призыва к государственному перевороту, чувствуете разницу? Я, кстати, шёл в университет, у меня там была назначена встреча с Птичеком, можете у него проверить, – Гришковец уже с комфортом освоился в новом статусе «человека, с которым постоянно происходит что-то необыкновенное» и начал слегка дерзить.

– А с их лидером - Геной Жуковцом, вы нигде не пересекались? Постарайтесь вспомнить. Общие компании, лето, пляж, девушки? Вы, кстати, с ним чем-то внешне похожи.

– Никогда и нигде его я не видел. Чё это мы с ним похожи? Какая-то наглая рожа, а я... – ну вы же сами видите разницу?

– Хорошо, не горячитесь, верю. Значит, говорите, что ничего необычного вы не заметили и никого не узнали… Надеюсь, что вы ничего от нас не скрываете. На сегодня вы свободны, но, если запланируете уехать из города, поставьте нас в известность – помните, у нас длинные руки, – холодные серые со стальным отливом глаза полковника пристально посмотрели куда-то прямо в мозжечок Евгения. – Вы можете нам ещё понадобиться. Дело не закрыто.

Полковник вызвал дежурного, подписал пропуск и кивком головы выпроводил их обоих из кабинета. Когда дверь закрылась, привычно закинул ноги на стол и вернулся к привычному созерцанию носков безупречных саламандер:
«Странный он – этот Гришковец. Вроде бы ничего не скрывает и чист, как руки хирурга, но что-то мутное в нём всё-таки есть, – он откинулся на спинку стула и задумчиво закурил. – Говорят, два раза в одну воронку не попадает, а тут – всё время только в него и летит…
Нужно не выпускать его из вида. А вдруг, и правда, к нему липнет всякая зараза.
Спектакль он ставит, говоришь – сходим, присмотримся, что ты за режиссёр, Евгений».