Как коты хотели завести собаку

Жужа разлеглась у камина с видом настоящей светской львицы: вытянула лапки, любуясь своими отполированными до блеска коготками и зевнула так томно, словно перед ней уже сидел английский гость в котелке.
— Ах, Пышка, — сладко протянула она, — какой, интересно, у этого Честера вкус? Любит ли он изящество, тонкость натуры, блеск глаз? Или его интересуют только кулинарные шедевры? Например, запеканка с бараниной. Я уже достала проверенный рецепт…

Пышка резко дёрнула ухом, и её хвост задрожал от возмущения.
— Запеканка?! — возмутилась она. — Думаешь, английский джентльдог прилетит к нам через полмира ради твоей запеканки? Да он скорее сбежит обратно в Лондон после первой ложки того, что ты называешь «кулинарным шедевром».

Она гордо выпрямилась и провела лапой по своим бокам.
— Настоящего аристократа интересует другое! Происхождение. Родословная. Я уже приготовила список моих предков до седьмого колена.

— Пышка, дорогая моя, — мурлыкнула Жужа, — ты ведь давно собиралась навестить родственников в… как же там? Ах да, в деревне Глухарёвка! Самое время. И не забудь прихватить шампунь от блох — примут тебя как родную.

Пышка взметнулась так, будто её ошпарили кипятком.
— Глухарёвка?! — фыркнула она и топнула лапой. — Прошу заметить, Глухари — старинное поселение с богатой историей! Там каждый уголок пропитан гордостью моих предков!

— И ароматом сеновала, — зевнула Жужа, сладко потягиваясь. — Представляю, как Честер будет очарован твоими глухарёвскими манерами. Настоящий сувенир из провинции для английского общества. Ему будет что рассказать о колорите глубинки.

— Думаешь, он предпочитает таких костлявых модниц, как ты? — вскинулась Пышка. — Аристократы ценят основательность. Солидность. Чтобы было что обнять и к чему прижаться.

Жужа лукаво сощурилась:
— Да уж, обнять необъятное… Лишь бы ты не застряла в дверном проёме, когда попытаешься войти с «аристократической лёгкостью».

Пышка вздёрнула усы:
— В дверном проёме? Да у меня фигура — предмет гордости рода! Я берегу её, как фамильную драгоценность. Это называется весомость. А твоя худоба, между прочим, признак нервозности и неуравновешенности. Я уверена — аристократам нужны спокойные и солидные натуры.

— Ах, Пышка, святая простота! Аристократы без ума от худеньких кошек с блеском в глазах, а не с запасами на боках на зиму. А твой блеск, — лениво протянула Жужа, — появляется только тогда, когда ты доедаешь кастрюлю супа.

Обе «красавицы» в одно мгновение вскочили, распушили хвосты и уставились друг на друга, готовые выдрать свою корону прямо из хвоста соперницы.

Но тут в комнату просунул нос Сосиска.
— Эй, чего вы тут шипите, как чайник? — он оглядел обеих. — Вы что, уже характеристики для Честера сочиняете?

— Именно! — гордо заявила Жужа, поправив усы. — Я пишу правду, что я утончённая, культурная и… элегантная.

— А я, — резко добавила Пышка, — свою родословную!

Сосиска уставился на них с круглыми глазами.
— Ого! Так вы… уже сцепились за Честера, что ли?!

— Никто не сцепился! — рявкнула Пышка.

— А ты помалкивай! — огрызнулась Жужа.

Сосиска моргнул, почесал ухо и с хитрой ухмылкой произнёс:
— Ага… Никто не сцепился. Одна уже печёт запеканку, а другая пишет «Историю рода в семи томах». Да Честер упадёт со смеху от такого приёма! Я всё слышал.

Жужа фыркнула, выгнула спинку и торжественно объявила:
— По крайней мере, он увидит, что я умею радовать сердце!

— Ха! — перебила её Пышка. — Аристократам нужно не сердце, а уважение к их происхождению!

Сосиска радостно хлопнул лапами:
— Ну вот, полный комплект! Жужа — для сердца, Пышка — для «потрогать», а я — для восторга. Вот увидите, Честер выберет меня!

Кошки взревели в один голос:
— Тебя?!

Сосиска гордо вскинул хвост трубой:
— Конечно! Я — кот с харизмой. А у вас всё по старинке: у одной — кастрюли, у другой — предки.

И, довольный, важно вышел из комнаты, оставив двух соперниц с распушёнными хвостами и одинаково возмущёнными мордами.

В это время из кухни раздался призывный голос Пельмешка:
— Кото-банда! Все сюда! Пора приниматься за характеристики!

— Приступим, — он хлопнул лапой по столу и с важным видом развернул лист. — Пишем честно и с вдохновением. Первая — Пышка.

Он прочистил горло и торжественно зачитал:
— «Пышка. Мягкая и круглая, как булочка. Говорят, если потереть её нос — сдашь экзамен даже по конспекту на обложке тетради».

— Ага! Помните того студента — Федю? Рыжего, с ушами-лопухами — словно два радара, — оживился Хвастун.

— Конечно помним! — подхватил кто-то. — Он же тогда автобус проспал, шпаргалку потерял, думал всё — конец карьере великого бездельника.

— И тут встретил Пышку! Она встала на задние лапки, носик вперёд: «Три, два, один — трогай!»

— Федя потёр — и голова у него заработала как кото-моторчик! Всё вспомнил. Даже то, чего никогда не знал.

— Ха! Только вот предметом промахнулся, — фыркнул Хвастун. — Сдал математику вместо географии.

— Ну это бывает. Зато на отлично!

— Ой, тоже мне чудо, — протянула Жужа, прищурив глаза. — Нос потёр — и сразу отличник. Может, он ещё хвост подержал для удачи? Деревенская магия… Чудеса!

— Ничего подобного! — вскинулась Пышка. — Это мой личный дар, доставшийся мне по наследству! В таких случаях никакая Жужа со своим «утончённым блеском глаз и настроением» не поможет.

— Нет, ну вы только послушайте! — усмехнулась Жужа. — Моё настроение помогает сдавать экзамены не хуже, чем твой «прославленный» носик!

— Ага, только вот я не припомню, чтобы студенты приходили к тебе толпами за «настроением», — ехидно отрезала Пышка, гордо подняв подбородок.

Пельмешек тяжело вздохнул, будто дипломат, оказавшийся между двумя воюющими странами. Аккуратно сложил лист и положил его на подоконник, где отвёл место для «утверждённых характеристик».
— Так… Пышка у нас готова. А про Жужу мы ещё подумаем. Следующий — Хвастун.

Хвастун тут же расправил плечи и встал так, чтобы солнечный луч падал ему прямо на морду.
— Записывайте! — потребовал он. — «Хвастун — самый котоуважаемый член МяуДома и покоритель высот!»

— Покоритель? — прыснул Сосиска. — Это ты про того кота, которого штора скрутила, как тесто сосиску?

— То был ударный порыв ветра! — возмутился Хвастун. — Я сражался как герой!

— Ага, — протянул Карман, — и вопил, как пожарная сирена. Где ты такому научился? Дай адресочек.

— Я думал, штора на меня напала! — фыркнул Хвастун. — Засада!

— Шкаф потом минут пять качался, — добавил Пельмешек. — А «король высоты» приземлился мне прямо на голову…

— Это была вынужденная посадка! — обиделся Хвастун. — Я выбрал самую мягкую поверхность.

— То есть меня? — скривился Пельмешек.

— Главное, — вставила Жужа, — ты падал с королевским достоинством. Правда, с криком «А-а-а-а!» на весь двор, но это уже детали.

— Запишите! — торжественно объявил Хвастун. — «Даже после Шторного Инцидента Хвастун остался Королём Высоты». И «Король» — с большой буквы!

— Пусть будет так, — кивнул Пельмешек и аккуратно отложил лист в сторону. — Следующий у нас — Карман.

— О, вот сейчас начнётся настоящий театр, — протянул Сосиска. — Держись, монетный кот.

Пельмешек сурово посмотрел на Сосиску и изобразил на морде недовольство большого начальника вечным выскочкой:
— «Карман — хитрая морда и великолепные жёлтые усы. Коллекционер монеток и неожиданных решений. Живёт по правилу: “Ничего не обещаю, но иногда делаю”.»

— О-о-о, ну да! — засияла Пышка. — Помните, как он Фёдора Ивановича заколдовал?

— Точно! — Сосиска аж подпрыгнул. — Он тогда с первого раза попал монеткой в его миску!

— Такой солидный мужчина! — восторженно добавила Жужа. — Явно не любитель «деревенских красавиц», а Карман только свесил голову и спросил: «Загадал желание?» Ни здрасьте, ни до свидания. Где хорошие кото-манеры?

— Хорошие манеры, как думают некоторые, состоят не в том, чтобы строить глазки «солидным иностранцам», а в умении быть кошкой с чувством собственного достоинства, — моментально отреагировала Пышка.

— Девочки, не ссорьтесь… — попытался утихомирить разбушевавшуюся дамскую стихию Пельмешек.

— А он и не загадал! — захлопал хвостом Хвастун. — И ему пришлось бросать снова!

— И опять попал, — важно кивнул Карман. — Чисто, красиво, «дзинь»!

— И потом у него сын родился. Это же настоящее чудо!

— А сосиски? — мечтательно протянул Сосиска. — Принёс в подарок килограмм лучших сосисок… И Карман разделил их на всех!

— Сочные, ароматные, вкуснейшие… — добавила Жужа. — Такие, что потом миски целую неделю пели от удовольствия.

Карман расправил усы и с видом заслуженного мудреца кивнул:
— Именно так. Чудеса случаются не каждый день. Но если уже случаются — они должны пахнуть сосисками.

— Ну всё, — вздохнула Пышка, — теперь про тебя будут слагать городские легенды.

— «Будут»? — возмутился Карман. — Уже слагают. И, между прочим, правдивые.

— Скоро о твоих талантах узнают даже в Англии!

— Надо бы добавить про тебя статью в котопедию: “Карман — исполнение желаний от случая к случаю. Без гарантии. Принимает оплату сосисками”, — хихикнул Сосиска.

— И срок исполнения желаний — триста тридцать три дня, — добавила Жужа. — Чтобы никто потом не жаловался на защиту прав мечтателя.

— Главное, — заметил Хвастун, — чтобы люди не начали кидать монетки в нас всех подряд.

— А что? — оживилась Иголка. — Я бы не отказалась от килограмма монеток. Купила бы себе… котофон 16-тый.

Пельмешек постучал когтём по подоконнику:
— Всё. Хватит торговаться. Следующая характеристика.

«Иголка. Худенькая, быстрая и будто сплетена из тишины и тени. Всегда рядом, когда кому-то грустно. Но главное её умение — петь. Её голос похож на зимний вздох под пледом и мягкий свет в окне».

— А, я помню, — промурлыкал Хвастун, — как приезжали те важные коты из столицы. В бабочках, с нотными тетрадями…

— Из КоТсерватории имени Мурчальского, — вставила Жужа. — Один даже лапы вымыл перед встречей!

— Они сказали, что слышали о кошке, которая поёт так, словно в саду распускаются фиалки, — продолжил Хвастун.

— Я тогда просто села у окна, — смущённо улыбнулась Иголка, — закрыла глаза и запела. Как всегда. Ничего особенного.

— Один из них даже лёг на бок, будто боялся спугнуть твою песню, — тихо сказал Хвастун. — Другой заплакал. А третий шепнул: «Кто-то в моём сердце потянул за ниточку… и распутал все давние узелки».

В комнате воцарилась тишина. Даже Сосиска перестал ёрзать и посмотрел на Иголку с обожанием.
— Ты у нас настоящее чудо, — прошептала Пышка.

— Даже я чуть не прослезился, — буркнул Карман, пряча глаза. — А это вредно для моего имиджа кота, у которого всё всегда под контролем.


Пельмешек, в знак согласия, кивнул:
— И эта характеристика готова. Следующий — Сосиска.

«Дзинь-до-о-нь!» — раздался звук дверного колокольчика.
— Кто там?! — спросил Карман, подскочив к двери.

Ему никто не ответил.
— Открой, да проверь, боишься, что ли? — хмыкнул Хвастун. — А вдруг это сам Честер уже у нашего порога?

Карман приоткрыл дверь и выглянул. На улице было пусто.
— Никого… — вздохнул Карман. — Опять эти собаки! Балуются. Звонят и наутёк.

— Эх, — протянул Хвастун, важно расправив усы. — А я уж подумал мои поклонники. Пришли просить автограф.

— Поклонники, — фыркнула Пышка. — Собаки! Вот кто твои поклонники.
Коты прыснули со смеху.

— «Сосиска, — продолжил Пельмешек. — Длинный и вечно мурлыкающий. Мурлычет даже во сне и шепчет сказки тем, кто не может уснуть».

— Ага! — подтвердил Хвастун. — Помните, как он решил рассказать Самую Длинную Сказку на Свете?

— Конечно, — кивнул Пельмешек. — Был конец ноября, за окном падал первый снег… Сосиска сел в центре комнаты и сказал: “Сейчас я вам расскажу кото-сказку. Длинную, как зима, и пушистую, как снег”.

— И началось! — рассмеялась Жужа. — Кот в супермаркете искал полку с облаками, пахнущими сосисками…

— Потом сбежавшие тапки, которые завели семью под диваном, — добавил Карман.

— А дальше мышонок, который учился быть собакой, — продолжил Пельмешек. — И ветер-певец, что шептал ему стихи про весну.

— Я заснула на втором «тапке», — призналась Пышка.

— А я — на «мыши-философе», — буркнул Карман.

— Даже я тогда вырубился, — вздохнул Хвастун. — А ведь думал, что могу выдержать всё!

Сосиска сладко замурлыкал:
— Когда я сказал “…и тогда кот понял, что важнее всего — спать шестнадцать часов в сутки…”, весь МяуДом уже спал. Я понял: сказка работает.

Он гордо поднял голову и добавил:
— Занимайте очередь за снами у моей миски! Кто первый положит туда сосиску — тому и приснится сон повкуснее.

— Очередь? — Пышка скептически прищурилась. — Сначала ты бы научился до конца рассказывать сказки, а не вырубать публику после второго тапка.

— Поддерживаю, — кивнул Карман. — Надёжность, так сказать, сомнительная: ни одна сказка не дошла до финала. Я бы назвал тебя не «сказочник», а «сказочный гипнотизёр».

— Эй! Что это? Зависть? — возмутился Сосиска. — Думаете, как устранить меня в битве за Честера? Это мой особый талант! Я единственный в МяуДоме, кто гарантирует счастливый сон!

Пельмешек поднял вверх лист бумаги, призывая к тишине:
— «Вжик. Он не ходит — он появляется. Быстрее него — только свет. Если тапки стоят носами в разные стороны, а на потолке отпечаток лапы — значит, здесь был Вжик. Скорость, которая умеет думать.»

— Точно! — прыснул Хвастун. — И еду он перехватывает на поворотах.

— Я даже моргнуть не успеваю, а его миска уже пустая, — добавил Карман.

— Но ведь был случай… — Пельмешек прищурился. — Когда он вдруг остановился.

— Ха! — засмеялась Пышка. — Да-да, как зависший кото-компьютер.

— Я хотел понять, что я пропускаю, пока бегаю, — важно пояснил Вжик. — Смотрел, как капля воды медленно сползает по стенке миски.

— То есть капля оказалась быстрее тебя? — поддел его Хвастун.

— Вот ещё! — возмутился Вжик. — Это была созерцательная пауза с далеко идущими последствиями. Я понял, что можно мурлыкать даже в тишине.

Хвастун одобрительно поднял хвост:
— Признаю: «скорость, которая умеет думать», звучит круто. Прямо как я, только без капли.

Пельмешек слегка пригладил усы, улыбнулся и прочитал:
— «Жужа — пушистая хозяйка МяуДома. Когда она видит беспорядок, её взгляд всегда говорит: “Мы что, теперь будем жить как собаки?” Ей не нужно командовать — порядок наводится сам собой. Но главное её умение — распутывать чужие сны».

— О-о, это про ту самую Ночь Перепутанных Снов! — оживился Сосиска, распахнув глаза.

— Ещё бы, — вздохнула Иголка. — Мне тогда снилось, что я сижу на мешке с апельсинами и каркаю, как ворона…

— А я был Пышкой! — важно заявил Хвастун. — Грелся на солнышке и чуть не получил солнечный удар.

— Мне пришлось хуже всех, — мрачно добавил Карман. — Я стал Вжиком и бегал так быстро, что обогнал сам себя. И потерял монетку.

— Ну да, Жужа всегда найдёт, где навести порядок — даже если её никто не просил, — пропела Пышка. — Наверное, ей снится, что без неё МяуДом развалится на кусочки.

Коты переглянулись и, как бы не замечая колкость Пышки, благодарно посмотрели на Жужу.
— Хорошо, что ты тогда всё вернула на место, — сказал Пельмешек. — Я ведь, признаюсь, был снеговиком. Мурлыкать через морковку — это невыносимо.

— Я взяла подушку, расчёску и шерстяной колокольчик, — вспомнила Жужа. — Сны упирались, путались в усах. Пришлось быть сними строгой: «Последний раз предупреждаю. Вылезайте, бродяги!»

— И они уходили! — добавил Вжик. — Один вообще сбежал через мыльницу. Стал мыльным пузырём. И лопнул!

— А я помню, — зевнул Сосиска, — как вернулся мой сон про лестницу из сосисок. Сразу стало так сладко…
— С тех пор в МяуДоме знают, — подвёл итог Пельмешек, — если во сне ты вдруг стал тигром, подушкой или говорящим фикусом — беги к Жуже. Она всё исправит.

— Ну всё, осталась последняя — моя, — устало вздохнул Пельмешек.

Иголка подняла лапу:
— Пельмешек, я тут про тебя кое-что написала. Можно я зачитаю?

Пельмешек одобрительно кивнул головой.

— «Круглый, добрый и всегда спящий. Как подушка с сердцем мудреца. Никогда никуда не торопится, говорит редко, но, если уж сказал — слушают даже мухи. В МяуДоме —он главный.
Не потому, что мяукает громче всех, а потому, что все знают: на него можно положиться. Он может убаюкать взглядом и пристыдить молчанием. Если он даёт лизнуть свою лапу — это знак великой дружбы и глубокого доверия. А тот, кто однажды лизнул лапу Пельмешку, уже не может предать — не позволит кото-совесть, да и страшновато будет, однако.
Обладает той самой непробиваемой уверенностью, которую имеют только очень особенные коты.
Как-то раз, давным-давно, когда Пельмешек был своевременно молод, тонок и романтичен, он шёл по двору, никуда не торопясь, и ни от кого не шифруясь. Как будто бы этот двор принадлежал только ему. И вдруг из-за угла выскочила стая. Собаки! Нет, не злые, а просто глупые. Молодые, шумные и невоспитанные. Им показалось, что этого кота можно напугать. Поиграть. Погонять. Ну а дальше —как пойдёт.
Они окружили его и залаяли. Одна прыгнула прямо перед ним. Вторая обошла сзади. Кто-то уже готовился схватить за шею. Но Пельмешек не убежал. Он сел. Прямо посредине этого круга. Спокойно. И даже флегматично зевнул. А потом… громко, коротко, очень по-котовьи — зарычал. И прыгнул. Его лапы сверкали как молнии. Раз! Два! Три! Он катался по земле. Уворачивался и нападал. Сжимался как пружинка и взлетал в воздух, как кузнечик.

Удар — цап по носу! И одна собака взвизгнула и отбежала подальше. Удар когтём! И другая собака, жалобно скуля кубарем отлетела в угол.
Когда испуганная стая отступила, он выпрямился, отряхнулся, и, как ни в чём не бывало, прошёл мимо них. Только левое ухо было порвано — совсем немного. Как зазубрина на медали.
С тех пор его никогда никто не трогал. Он стал хозяином двора, в который иногда позволял заходить собакам, если у него было в тот день хорошее настроение.

В МяуДоме говорят: Пельмешек не спешит, но всегда приходит вовремя. Он — как кото-колокол в тумане — не видно, но слышно, что он рядом, и от этого всем спокойно.
Если он сказал: “Мурр” — значит, всё будет так, как и должно быть. Даже если для этого ему придётся порвать ещё одно ухо или потратить весь день на то, чтобы просто пролежать на солнышке.
И, может быть, именно поэтому, когда он засыпает, МяуДом засыпает вместе с ним — уверенный, что пока Пельмешек дышит тихо и ровно, в кото-мире всё будет кот-ок».

По комнате разлилась тёплая пауза.
— Красиво написала, — первой отозвалась Пышка. — Прямо как роман.

— Угу, — кивнул Карман. — Даже я бы сейчас не рискнул спорить.

Хвастун важно добавил:
— Всё правильно. Король высоты признаёт короля кото-бандитов.
Пельмешек только тихо зевнул и улёгся поудобнее, будто этим и подтвердил: спорить тут не с чем.

— Успели! — громко сказала Пышка. — Характеристики готовы! Срочно бежим к Филимону! Время не ждёт.

Вдруг снова зазвонил дверной колокольчик.
— Опять эти шавки! — фыркнул Хвастун. — Балуются!

— Ну держитесь, сейчас я вас… — подскочил Карман, схватил первую попавшуюся миску с водой и распахнул дверь.

Плеск! Вода полетела дугой прямо за порог.
— Получайте! — победно заорал Карман.

Но вместо визга собак с улицы донёсся хриплый голос:
— Мяу… Что за встреча, кото-банда?

На пороге стоял Филимон. Мокрый с головы до хвоста, усы слиплись, со шляпы капает. В лапах он держал какую-то размокающую на глазах квитанцию.
Коты замерли. Потом раздалось осторожное:
— Ой…

— Э-э-э… Это было не тебе, Филимон…

— Мы думали, ты собака! — пискнул Сосиска и спрятался за Пышку.

Филимон недовольно встряхнулся, так что брызги разлетелись на всех.
— Спасибо за купание… — проворчал он. — Теперь мы квиты. У меня для вас новости из Англии… Только что получил телеграмму и сразу к вам. Честер не приедет. Там карантин.

Комната взорвалась возгласами:
— Что-о?!

— Мы же столько про себя написали!

— Я даже нашла рецепт бараньей запеканки! — взвыла противной сиреной Жужа.

— А я раскопала свою родословную до седьмого колена! — Пышка едва не расплакалась.

Филимон вздохнул, стряхнул с уха ещё одну каплю и усмехнулся:
— Ну, что делать… "Такова жизнь", как говорят англичане. Зато теперь, хоть книгу выпускай: «Жизнь и необыкновенные подвиги котов МяуДома».